Христианство левого крыла

Борьба за социальную справедливость это главная цель христиан левого крыла в политике[1]. Понятие социальной справедливости исторически не было однозначным. В 1840-х годах этот термин использовал католик иезуит Луиджи Тапарелли для описания традиционных представлений о справедливости в обществе того времени[2], и это было частью консервативной политической философии. Лишь в 1970-х годах, после публикации труда "Теория справедливости" философа социального либерализма Джона Ролза понятие социальной справедливости стало ассоциироваться со светской либеральной политической философией[3]. В настоящее время понятие социальной справедливости связано со стремлением преодолеть неравенство, основанное на различиях между людьми, имеющими привилегии и лишенными их, достижения равных возможностей для всех и справедливого распределения благосостояния.

Христианство левого крыла понимает социальную справедливость как заботу о бедных и угнетенных людях и группах меньшинств. Традиционное христианство понимает подобную заботу как проявление милосердия, основанное на вере в равенство людей перед Богом. Хотя исторически это не подразумевало устранение неравенства в обществе самого по себе, но являлось своего рода призывом к изменению мышления людей и их отношений друг ко другу в целом. В результате в разное время возникали движения христиан, стремящихся к равенству внутри своих общин, а в определенных условиях общественные отношения менялись (к примеру, было уничтожено рабовладение, позднее мужчины и женщины уравнялись в правах).

Современные христиане левого крыла придерживаются принципов эгалитаризма, рассматривая всех людей равными. Консервативное христианство традиционно понимает иерархичное устройство общества и разделение ролей в нем как проявление божественного порядка. Христианство левого крыла ставит своей целью способствовать эгалитаризму в обществе, основываясь на вере в то, что Бог сотворил всех людей равными, а неравенство и угнетение являются результатом греха. При этом в отдельных вопросах часть левых христиан может оставаться на традиционных и консервативных позициях.

Эгалитаризм в идеологии христианства левого крыла проистекает из библейских заповедей. Одним из основополагающих библейских текстов является Евангелие от Матфея 25:31-46, где Иисус утверждает, что отношение к нему определяется отношением к бедным, слабым и страдающим людям. Традиционное понимание этого текста связано с призывом к делам милосердия, но христиане левого крыла рассматривают этот текст более глобально как относящийся не только к межличностным отношениям людей, но и к отношениям в обществе и устройству государства. Библия содержит много других текстов, которые призывают к справедливости и милосердию (как в Ветхом Завете, так и в Новом, включая действия Иисуса Христа). В связи с этим христианство левого крыла выделяет необходимость приоритетного решения проблем бедности и дискриминации[4].

Христианство левого крыла не предлагает одно единственное решение социальных проблем. Конкретно социально-политические взгляды христиан левого крыла различаются так же, как и среди светских политиков левого политического спектра: от христианского социализма или коммунизма до социал-демократических и социал-либеральных представлений со множеством оттенков понимания указанных идеологий. Христианство левого крыла (или левое христианство) как термин, таким образом, является собирательным. Оно может включать в себя разнообразные политические взгляды левого крыла в политике, хотя наиболее левые взгляды в определенной форме исторически имели место в христианстве, в то время как идеи социал-демократии и социал-либерализма возникли уже в капиталистическом обществе.

Важную роль в развитии христианства левого крыла (или левого христианства) исторически играют идеи христианских коммунизма, социализма и анархизма[5][6], а также в определенной мере пацифизма.

Христианский коммунизм и христианский социализм представляют собой точки зрения, согласно которым учение Иисуса Христа является призывом к коммунистическому или социалистическому обществу как идеалу. Различие между терминами "социализм" и "коммунизм" размыто. Принципиально эти термины были разграничены лишь большевиками после революции 1917 года[7], в то время как Карл Маркс использовал их как синонимы[8] (наряду с некоторыми другими)[9]. Поскольку слово "коммунизм" ассоциируется с марксизмом, большевизмом и особенно (через них) с атеизмом, этот термин вызывает отторжение у многих верующих. Христиане чаще предпочитают использовать термин христианского социализма, хотя существуют христианские коммунисты, которые не видят проблемы в таком наименовании.

Согласно книге Деяний апостолов, первые христиане образовывали сообщества, где: "Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого" (Деян. 2:44-45); "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. ... Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду" (Деян. 4:32, 34-35). Такие социальные отношения раннехристианской общины исследователи относят к протокоммунизму или же к простой форме социализма[10], а некоторые авторы называют эту общину анархо-коммунистической[11].

Христианский анархизм это идеология, которая рассматривает анархизм неотъемлемой частью христианствах[12]. Анархизм представляет собой философию свободы от принуждения и эксплуатации, в то время как новозаветние тексты утверждают духовное освобождение, которое влияет на всю человеческую жизнь. В основе христианского анархизма лежит противопоставление земного царства как царства зла и греха и Царства Бога, которое установил Иисус Христос. Христиане как анархисты, согласно этому взгляду, не служат земной власти, не подчиняются власти, когда это противоречит их вере, и отвергают несправедливое государство. В максималистском понимании это отрицание вообще любого государства. Христианский анархизм часто, хотя и не всегда, отвергает официальную церковь, поскольку она как земной институт срастается с правящими элитами, преследует политические и материальные цели и превращается в инструмент насилия. Анархо-христианские движения стремились вернуться к евангельской простоте в образе жизни, отказываясь от обогащения, иерархичности и подчинения человека человеком, желая обрести более справедливые и эгалитарные отношения.

В некоторых случаях такие движения отказывались от частной собственности, создавая коммуны с совместным трудом и совместным владением его результатов. По мнению современного мистика-богослова Томаса Мертона, анархическое христианство в дальнейшем проявлялось в монашестве в его ранней форме[13]. Либертарный социалист Мюррей Букчин рассматривает как христианских анархистов Джерарда Уинстенли и Томаса Мюнцера[14]. Джерард Уинстенли был английским протестантским реформатором и идеологом движения диггеров, которое квалифицируется как аграрный социализм[15]. Диггеры создавали общины и обработывали землю, которую считали общей собственностью.

Томас Мюнцер известен в связи с масштабным восстанием крестьян против сословного неравенства. В эпоху реформации анархизм принимал не только мирные формы, но и формы восстаний, как это происходило в ходе Крестьянской войны в Германии (1524-1526). Известными духовными лидерами во время этой войны были Томас Мюнцер и цвиккауские пророки, влияние которых связывают с зарождением анабаптизма[16]. Один из лидеров анабаптизма Ян Матис известен как вождь коммуны захваченного города Мюнстера, но Матис был не единственный радикальный воинствующий проповедник анабаптизма. Мюнстерская коммуна стала попыткой создания протокоммунистического общества революционно-насильственным путем. Фридрих Энгельс рассматривал анабаптистов как протокоммунистов в известной работе "Крестьянская война в Германии" [17][18].

Однако, другие анабаптисты не только были мирными, но и считали христианским учением пацифизм. Такое направление анабаптизма сохранилось до наших дней в виде разных его ветвей. Среди начинателей анархического пацифизма в анабаптизме особенно известны Менно Симонс, чьи последователи стали называться меннонитами, и Якоб Гуттер, давший начало движению гуттеритов[19]. Менно Симонс безуспешно пытался убедить предводителей Мюнстерской коммуны отказаться от насилия и принять пацифизм. Гуттериты особенно интересны практикой общей собственности[18], которую они сохраняют до сих пор.

Другим примером христианского анархического пацифизма стали моравские (чешские) братья[19]: это ветвь гуситов, возникшая в конце гуситских войн (общая продолжительность этих войн: 1419-1434). Гуситы стремились к равенству, и в их числе были сторонники общей собственности (не все, а только часть движения). Идеологом моравских братьев стал Петр Хельчицкий, веривший, что среди христиан не должно быть богатых и бедных, как это было в ранней церкви, и что христиане не должны воевать. Одним из известных примеров христианского пацифизма являются также квакеры[19]. Из квакеризма выделилось другое движение христиан пацифистов, практиковавших общую собственность с конца XVIII в., -- шейкеры[20] (сейчас они практически исчезли).

Христианский пацифизм можно отнести к проявлению анархизма, поскольку он проявлялся в отказе от несения воинской повинности и от участия в государственных войнах. Христиане пацифисты стойко сопротивлялись стремлению властей заставить их служить в армии, иногда получая возможность избежать службы, но гораздо чаще подвергаясь гонениям, из-за которых были вынуждены переселяться в другие места жительства.

К числу христианских анархистов в России можно отнести течение старообрядцев беспоповцев, называемое бегунами[21]. Бегуны уклонялись от всех гражданских повинностей, таких как присяга и воинская служба, уплата податей, использование паспортов и т.п., поскольку считали, что это вовлекает их в служение антихристу. Они также отрицали сословия и частную собственность.

На территории России получили развитие такие анархо-пацифистские движения как духоборы и молокане[19]. Духоборы в отказе от насилия дошли даже до вегетарианства. Они предпринимали попытки возделывать общинную землю после эмиграции в Канаду. (Известный революционер анархист Петр Кропоткин предложил помочь в их эмиграции канадскому экономисту Джеймсу Мейвору, а Лев Толстой, тоже анархо-пацифист, в качестве помощи отдал гонорар романа "Воскресенье" и собрал другие пожертвования)[21][22]. Молокане были родственным движением духоборам: один из лидеров (возможно, основатель, но точных данных нет) молокан Семён Уклеин ушел от духоборов (причиной этого источники называют то, что в среде духоборов отказ от христианской традиции доходил до веры во внутреннее озарение без веры в авторитет Библии[23]). Влияние пацифизма в России испытывали также евангельские христиане и баптисты[24], но это не было общим учением внутри этих течений[25].

К числу известных в мире христианских анархисток и пацифисток современной эпохи относят, к примеру, Симону Вейль[21], которая, будучи левых и пацифистских взглядов, обратилась к христианству, но не крестилась, поскольку верила, что можно быть христианкой за пределами церковной ограды. Другим ярким примером является Дороти Дэй, которая обратилась в католичество, но сохранила сочувствие коммунистам, была пацифисткой и называла себя анархисткой[26]. (В данной статье приведены лишь некоторые примеры христианских анархистов, анархо-пацифистов и анархо-коммунистов, но этими примерами список таких личностей и христианских движений не ограничен. Классический обзор таких движений, в частности, можно найти в фундаментальном труде Карла Каутского "История социализма. Предтечи новейшего социализма", где их анализ изложен с точки зрения марксизма[27]).

В XIX веке оформился как отдельное направление христианский социализм. В числе авторов и деятелей христианского социализма особенно известны британские священники Фредерик Денисон Морис, Чарльз Кингсли, а также адвокат Джон Малкольм Ладлоу и некоторые другие[28]. Христианский социализм Фредерика Мориса отчасти вдохновлялся известным произведением начала XVI в. "Утопия" Томаса Мора, который позднее был канонизирован в католической церкви. Другим известным протокоммунистическим (или протосоциалистическим) произведением начала XVII в. был "Город Солнца" Томаззо Кампанеллы.

В центре различных форм теологий освобождения лежит утверждение солидарности Бога со страдающими, униженными и "незначительными" людьми (ср. 1 Кор. 1:27-28). Такой тезис вполне соответствует традиционному богословию, согласно которому Бог проявил солидарность с человеческим родом через Иисуса Христа. Иисус родился простым человеком и пережил все земные человеческие трудности, вплоть до несправедливых страданий и казни, которой он был подвергнут со стороны имеющих власть элит. Традиционное богословие выводит из этого веру в спасение или освобождение от зла и страданий человечества в будущем мире, достижению чего становится посвящена нынешняя жизнь христиан. Движение к будущей жизни не является пассивным ожиданием, но сопряжено с действиями. В примитивной религиозности эти действия не выходят за рамки посещения церквей и соблюдения обрядов, но в действительности христианская проповедь содержит мощный призыв к делам любви. Особенно прямо об этом говорится в послании Иакова: "вера без дел мертва" (Иак. 2:26), подразумевая в контексте отношение богатых к бедным (см. всю главу Иак. 2:1-26 целиком, а также см. Иак. 5:1-5).

Теология освобождения не ограничивается одними призывами к благим делам, но сосредотачивается на утверждении, что Бог находится на стороне угнетенных, а не угнетателей[32]. Христианство таким образом обращается к тем, кто страдает, преодолевая отчуждение, которое возникает, когда религия утверждается от имени угнетателей. Это важно, поскольку на практике христианство достаточно часто выступало как религия угнетателей: миссионеры приходили как колонизаторы, порабощавшие коренные народы; белые люди, будучи христианами, порабощали чернокожих; церковь объединялась с элитами и богатела, в то время как богатые эксплуатировали бедных; мужчины господствовали над женщинами лишенными прав и в церкви иерархию составили одни мужчины. Во всех подобных случаях различные направления теологии освобождения стремились показать христианство как религию угнетенных, утверждая, что Бог находится именно на их стороне[33].

Библейских подтверждений обоснованности такого подхода достаточно много и в первую очередь это касается бедных и социально незащищенных людей (таких как в Библии вдовы и сироты). Дева Мария в известном Магнификате произносит о Боге: "рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем" (Лк. 1:51-53). А Иисус повторяет слова пророка Исайи: "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу" (Лк. 4:18). Хотя в консервативном христианстве подобные строки часто трактуются фигурально, дистанцироваться от вопроса о земной справедливости, читая Библию, невозможно ввиду большого количества текстов, призывающих к осуществлению справедливости на земле. Яркой иллюстрацией освобождения от земного угнетения является исход евреев из Египта. Теология освобождения видит в этом образе не только аллегорию духовного освобождения, но применяет к различным сферам жизни, где встречается насправедливое порабощение, угнетение и унижение[32][33].

Самым известным направлением теологии освобождения, к которому применяют, собственно, это название, стала латиноамериканская теология освобождения[34]. Первым, кто использовал этот термин, был священник Густаво Гутьеррес Мерино, который написал книгу "Теология освобождения: Перспективы" (исп. Teología de la liberación: Perspectivas), изданную в 1971 г. Однако, Гутьеррес не был единственным, кто развивал это направление теологии, и нельзя рассматривать теологию освобождения как монолитное учение.

Особенностью латиноамериканской теологии освобождения является то, что вопрос угнетения бедных богатыми она изучала применяя марксизм. Это вызывало критику со стороны иерархии католической церкви. Однако, невозможно было не признавать того, что в основании данного движения лежат вполне традиционные и библейские тезисы. Библия содержит немало обличительных слов в отношении угнетения бедных богатыми. В результате центральный тезис теологии освобождения о том, что Бог на стороне бедных, стал частью официального учения католической церкви под названием "предпочтительного" ("преимущественного" или "преференциального") "выбора в пользу бедных" (исп. opción preferencial por los pobres)[35].

Латиноамериканская теология освобождения имеет также небольшое ответвление в протестантизме. Наиболее известен в этой связи бразильский богослов Рубем Алвес, который был либеральным пресвитерианцем. Существует феминистская ветвь теологии освобождения, где обсуждается понятие предпочтительного выбора в пользу бедных женщин как в наибольшей степени уязвимой группы. В числе представительниц этой ветви известны: мексиканка Элза Тамез, американская мексиканка Мария Пилар Акино, бразилки Ивоне Гебара и Мария Клара Луккетти Бингемер, аргентинка Клелия Луро и др.[34].

Существует отдельное богословское ответвление от теологии освобождения, возникшее в Аргентине, называемое народной теологией (исп. teología del pueblo), которое, по мнению ряда авторов, оказало сильное влияние на папу Франциска. В числе основных богословов этого направления известны: Альберто Ферре Метхол, Лучио Гера, Рафаэль Тельо, Джастин О'Фаррелл, Хуан Карлос Сканноне, Эдуардо де ла Серна и Карлос Мария Галли.

Народная теология использует вышеупомянутый принцип предпочтительного выбора в пользу бедных, но, в отличии от теологии освобождения, вместо понятия классовой борьбы использует антогонистические понятия "народного" и "антинародного", а также выделяет проблему олигархических интересов, которые препятствуют осуществлению общего блага. Народная теология также затрагивает культурные различия народов и поднимает вопрос о предпочтительном выборе в пользу "исключенных", то есть всех тех, кто лишен доступа к благам общества (в эту категорию могут включаться как бедные страны, так и мигранты, беженцы, бездомные, безработные, пенсионеры, живущие за чертой бедности, и все, кто страдает от несправедливой системы общественных отношений)[36].

Другой значимой формой теологии освобождения стала "черная теология" (black theology)[31], которая утверждает солидарность Бога с чернокожими. Ведущим теологом этого направления стал Джеймс Хэл Коун, который обратился к развитию этой теологии после того, как Малькольм Икс выступил против христианства для чернокожих как религии белых людей. В то время после периода рабства чернокожии люди находились в условиях сегрегации в США и апартеида в ЮАР. "Черная теология" подчеркивает солидарность Иисуса с чернокожими и определяет расизм белых угнетателей противоречащим Новому Завету, где упраздняются расовые, национальные и другие различия между людьми (Гал. 3:28)[37].

Вслед за "черной теологией" возникла теология чернокожих женщин (womanist theology)[31]. Ведущими создательницами этого направления стали чернокожии женщины богословы: Кэти Кэннон, первая афроамериканка-пастор Объединенной пресвитерианской церкви США, пастор методистской церкви Жаклин Грант и пресвитерианский теолог Делорес Уильямс. В дальнейшем в развитии этой теологии принимали участие также другие женщины (например, епископальная женщина-священник Келли Браун Дуглас). Создание отдельного направления теологии было обосновано тем, что угнетение чернокожих женщин отличается от угнетения чернокожих мужчин. По мысли Жаклин Грант, чернокожии женщины оказываются на более низком социальном уровне, чем чернокожии мужчины, находясь под тройным гнетом: расизма, сексизма и классизма (классовой дискриминации)[38].

Аналогичным образом возникли менее известные направления: теология латиноамериканских женщин (latina theology), родственная латиноамериканской теологии освобождения, и теология латиноамериканских женщин США (hispanic/latino(a) theology), известная также как "американская испанская теология" (U.S. hispanic theology). В США возникли также азиатская американская теология (asian american theology), направленная против расизма в отношении мигрантов азиатского происхождения, и феминистская ветвь: азиатская американская теология феминизма (asian american feminist theology). Появились теология американских индейцев (american indian theology) и теология индейского феминизма, известная как теология феминизма коренных американок (native feminism theology)[31] .

Значимым направлением теологий освобождения стала теология феминизма, направленная против сексизма и патриархата, которая вышла за пределы США. Появились, кроме того, направления богословия против дискриминации сексуальных меньшинств[31].

Некоторые формы теологий освобождения развиваются в других странах. Например, возникло движение теологии освобождения Палестины, направленное против сионистской трактовки Библии. Ведущим теологом этого направления стал англиканский палестинский священник Наим Атик, который в 1989 г. написал книгу "Справедливость и только справедливость: палестинская теология освобождения" (Justice, and Only Justice: A Palestinian Theology of Liberation). Объясняя необходимость создания теологии освобождения Палестины, Атик писал, что с момента создания государства Израиль некоторые еврейские и христианские толкователи стали читать Ветхий Завет в свете сионизма до такой степени, что он стал почти неприемлем для палестинских христиан, и встал вопрос о том, как Ветхий Завет может быть словом Бога для них. Говоря о дискриминации палестинцев, Наим Атик видел в них образ страдающего Иисуса Христа.

Другой известный богослов освобождения Палестины Элиас Шакур, служивший архиепископом Мелькитской греко-католической церкви в 2006-2014 годах, призывал к любви в отношении как палентинцев, так и евреев. При этом он поддерживал ненасильственный протест палестинцев для достижения равенства в Израиле. Еще одним известным сторонником этого направления теологии стал лютеранский пастор Митри Рахеб, который писал, что жители Святой Земли со времен Иисуса жили под оккупационной властью, и утверждал палестинцев в христианском нарративе[39]. (Тему конфликта теологии освобождения Палестины и сионизма, особенно, религиозного, стоит рассматривать отдельно, поскольку невозможно сделать это в данной статье подробно).

В Индии существует далитское богословие, которое отражает борьбу против кастового неравенства, представляя собой теологию освобождения касты неприкасаемых. Необходимость в такой теологии возникла в связи с тем, что кастовое неравенство продолжило сохраняться не только в традиционной культуре Индии, но и в индийском христианстве[40].

В Южной Корее развивается теология минджунг, близкая к латиноамериканской версии теологии освобождения. ("Минджунг" переводится как "народ" в значении широких масс простых людей)[41].

Борьба против угнетения и дискриминации неизбежно поднимает, в особенной мере перед верующими, вопрос о допустимости или недопустимости насильственных методов борьбы. Как правило, большинство христиан левого крыла разделяет ненасильственные методы, примером чего было движение за гражданские права чернокожих с участием Мартина Лютера Кинга, который находился под влиянием идей христианских пацифистов и идей Махатма Ганди[42].

Хотя некоторые теологи освобождения и их последователи в Латинской Америке допускали возможность вооруженной борьбы, это рассматривалось как крайняя мера, потребность в применении которой возникает в остро бедственном положении. Такой взгляд последователей теологии освобождения был связан с особенными историческими обстоятельствами, такими как крайняя нищета, криминал и диктатура. Так, сандинистский фронт национального освобождения был связан с теологами освобождения[43][44]. Епископат церкви в Никарагуа осудил диктатуру семьи Сомосы[45] и признал право верующих на насильственное сопротивление против угнетения[46]. Нужно отметить, что традиционное христианство исторически не было пацифистским, а пацифизм разделяли только отдельные группы христиан. В традиционном христианстве вопрос состоял в том, в каких случаях вооруженные действия могут считаться допустимыми.

Хотя существуют свидетельства о пацифизме ранних христиан, достаточно долгое время традиционные христианские церкви поддерживали идею возможности ведения справедливых войн. Теорию справедливой войны в христианстве развивали такие крупные учителя как Августин и Фома Аквинский. Война в этой концепции могла считаться справедливой при условии борьбы со злом, которое совершается враждебной стороной. Военные должны были иметь правильные намерения стремления к добру и избегания зла. Насилие в теории понималось как крайняя мера, хотя на практике могло происходить по-разному. Отдельным условием справедливой войны считалось ее ведение по приказу законного суверена[47].

Христианские пацифисты, как было сказано выше, отказывались от насилия, мотивируясь стремлением быть слугами Бога, а не слугами государственной власти, которая могла осуществлять насилие в своих собственных интересах. Справедливость пацифистской точки зрения становилась все более очевидной по мере того, как христианские государства вели войны друг с другом. Особенно вопиюще во время Первой мировой войны как немецкие, так и британские богословы доказывали, что именно их сторона имеет право вести справедливую войну, а противоположная сторона ведет войну несправедливо[48]. Когда войны достигли масштабов Первой и затем Второй мировой, моральное оправдание войн теорией о справедливости в глазах многих было разрушено: любая война воспринималась как чудовищное зло само по себе. Тогда многие церкви сосредоточились на миротворчестве и антимилитаризме[19]. Христианство все чаще стало восприниматься как религия мира и ненасилия. Стали развиваться организации христианского пацифизма. Критики теории справедливой войны, принадлежащие прежде всего левому крылу христианства, начали выступать внутри традиционных церквей, которые исторически разделяли эту теорию[49].

Так, христианские пацифисты и критики теории справедливой войны стали заметны в католической церкви, и в этом движении влияние оказывали люди левых взглядов[50][51][52]. В то же время в официальном учении католической церкви миротворческая политика была закреплена энцикликой Иоанна XXIII Pacem in Terris ("Мир на земле") (1963 г.), хотя теория справедливой войны не отменялась. В недавней энциклике Fratelli Tutti ("Братья все"), обнародованной в октябре 2020 г., папа Франциск утверждает, что войны больше нельзя считать оправданными, поскольку их риски превышают любые возможные выгоды, и что в современный период сложно ссылаться на теорию справедливой войны, разработанную в прошлом.

Христиане левого крыла в США, где конституция разрешает гражданам носить оружие, чаще выступают за какие-либо ограничения в приобретении и ношении оружия или же не разделяют такое право, в то время как правые христиане (консерваторы) в основном отстаивают свободное ношение оружия, ссылаясь на право самообороны.

Смертная казнь, как и войны, исторически в традиционном христианстве считалась допустимой в определенных случаях. Христианские пацифисты в этом вопросе также считали убийство противоречащим учению Иисуса Христа. Смертная казнь была прописана в Ветхом Завете в отношении наиболее серьезных преступлений. В числе таких преступлений первое место занимало убийство: "Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека" (Быт. 9:6). Эти слова в Библии были сказаны Ною (после потопа), что в богословии традиционно относится ко всем народам мира, а не только к евреям (как было бы, если бы такие слова содержались только в законе Моисея). Данный текст правые христиане (консерваторы) используют в оправдание смертной казни.

Однако, в Новом Завете нет ни одного текста, который бы предписывал или допускал смертную казнь со стороны христиан. Ранние христиане подвергались гонениям и казням, но сами никого не казнили. Существует ряд свидетельств о том, что ранние христиане осуждали любые формы убийства. В христианстве не было практики смертной казни, пока оно не было принято императорской властью и не превратилось в государственную религию. Смертная казнь осуществлялась по решению государственных властей. Со временем, аналогично осуждению войн, христианские церкви стали все больше отвергать смертную казнь[53].

В США, где практика смертной казни продолжает сохраняться, христиане оказались разделены: смертную казнь поддерживают значительно больше консерваторы (правые), чем демократы (взгляды которых в разной мере левее). Католики чаще выступают против, чем протестанты[54]. Папа Иоанн Павел II выступил против смертной казни в энциклике Evangelium vitae ("Евангелие жизни"), а папа Франциск в 2018 году утвердил изменение католического катехизиса, откуда был исключен текст о допущении смертной казни, взамен включен текст о том, что смертная казнь недопустима[55][56].

Другой значимой линией разделения христиан в политике, особенно, в США, стал аборт. Хотя аборт традиционно осуждается христианской ортодоксией, запрет абортов не основан на Библии, а является результатом развития церковной традиции, закрепленной канонами. Поскольку Библия является основным авторитетом в протестантизме, протестанты могут изменять традиционный взгляд на аборт. Многие современные протестантские церкви рассматривают аборт допустимым в определенных случаях[57]: одни -- в редких и исключительных случаях, другие строго не ограничивают круг таких случаев. Большинство европейских протестантских богословов не приравнивает нерожденный плод к человеку[58], а церкви не требуют того, чтобы аборты были запрещены государством. Протестанты левого крыла могут поддерживать легализацию абортов. Так, в США существует Религиозная коалиция за репродуктивный выбор[59]. Американские правые христиане (консерваторы, часто евангелисты), которые входят в движение за жизнь (эмбрионов), кратко pro-life, резко отличаются в этом вопросе от европейцев и от протестантов основной линии (mainline) США.

Православные и католическая церкви не готовы пересмотреть традиционное учение об абортах. Однако, возникает вопрос отделения церкви от государства. В официальном католическом учении принятие легализации абортов значительно затруднено, что фактически ведет к игнорированию позиции иерархии католиками левого крыла (необязательно левыми в узком смысле слова, но либеральными в широком смысле). Определенное решение этой проблемы было предложено, когда некоторые активисты ненасилия, такие как Эйлин Иган[60], предложили идеи последовательной жизненной этики. Значимую роль в разработке этой концеции играл американский католический кардинал Джозеф Бернардин.

Последовательная жизненная этика предполагает защиту человеческой жизни не только в случае абортов, как это происходит у правых (консервативных) христиан, которые добиваются запретов, но на всех этапах жизни человека. Такой принцип включает антимилитаризм, возможность поддержки пацифизма и миротворчества, сопротивление смертной казни и эвтаназии, борьбу против расизма и поддержку мигрантов[61]. Последовательная жизненная этика стала возможностью для католиков левого крыла США обосновать поддержку Демократической партии тем, что эта поддержка в их случае основана на разнообразных аспектах защиты человеческой жизни, а не на конкретной политике в отношении абортов. Вместо запрета абортов христиане левого крыла, в том числе католики, одобряют различные меры по поддержке материнства и бедных семей, доступное здравоохранение и другие подобные меры социального характера, которые могут, в частности, способствовать снижению числа абортов.

Как правило, христиане левого крыла разделяют принципы эгалитаризма. Основным и самым известным обоснованием этих принципов в Библии является новозаветний текст апостола Павла: "во Христе Иисусе нет ни иудея, ни элина, ни мужского пола, ни женского..." (Гал. 3:28). Однако, невозможно обобщить христианство левого крыла таким образом, будто бы христиане левого крыла поддерживают все движения феминизма или наоборот только какое-либо одно из существующих многих.

К примеру, часть христиан левого крыла могут поддерживать феминизм различий[62], в то время как другие сосредоточены на идее равенства полов[63]. Если левые христиане утверждают различия, это не означает, что они одобряют императив о том, что различия требуют соблюдения традиционных гендерных ролей. Напротив, идея различия в этом случае подразумевает, что женщины должны входить в традиционно мужские общественные сферы и дополнять мужчин в этих ролях своими качествами и ценностями[64]. Аналогично мужчины должны помогать или могут даже заменять женщин в традиционно женских сферах, включая домохозяйство и воспитание детей.

В вопросах, касающихся рождения детей, христиане левого крыла одобряют планирование семьи. Однако, не всегда христиане левого крыла одобряют все методы контрацепции. В зависимости от взглядов, разные христиане поддерживают применение разных методов[65]. Это касается как левых, так и правых христиан (за исключением самых консервативных). Аборт как метод контрацепции, как правило, не рассматривается приемлемым, поэтому христиане поддерживают продвижение использования других методов.

В отличии от консервативных христиан, христиане левого крыла толерантно относятся к сексуальным и гендерным меньшинствам, нередко поддерживая защиту их гражданских прав. Однако, точки зрения о гомосексуальных актах могут различаться среди христиан[66], включая левых. Часть христиан, в том числе левого крыла, может придерживаться традиционных точек зрения об осуждении однополого секса, но это не становится поводом для особенного порицания и отторжения представителей сексуальных меньшинств в сравнении со всеми другими людьми. (Тем более, что, согласно традиционной христианской доктрине, все люди так или иначе совершают грехи).

Некоторые христиане, в том числе левого крыла, могут рассматривать легализацию однополых союзов необходимой для защиты прав сексуальных меньшинств и для обеспечения помощи не быть одинокими этим людям и избегать беспорядочных связей[66]. При этом некоторые христиане могут не приравнивать однополые союзы к бракам, но другие могут не делать различий между однополыми и разнополыми парами. Часть христиан, в том числе левого крыла, может придерживаться современных библейских трактовок, согласно которым Библия осуждает определенные виды однополых сексуальных актов (в контексте истории и культуры), но это не относится ко всем видам однополых отношений[67][68][69]. Часть протестантских церквей допускает благословения современных однополых союзов[70], и часть христиан левого крыла может одобрять такие реформы.

Еще одной проблемой, которой озабочены левые христиане, особенно в последнее время, является экология. Важность решения проблем экологии для христиан была отмечена появлением энциклики папы Франциска Laudato si’ ("Хвала Тебе"). Существует целое богословское направление, называемое экологической теологией. Экотеология основана на концепции существования связей между религиозным и духовным мировоззрением человека и разрушением или восстановлением и сохранением природы[71].

В философском отношении экотеология опирается на труды католического ученого Пьера Тейяра де Шардена, философа Альфреда Уайтхеда, который развивал идеи экологической этики, а также исследователя религии Томаса Берри, который размышлял об экологическом и климатическом кризисе. Экотеология является не узким христианским направлением богословия, но это направление начало развиваться в разных религиях. В протестантизме наиболее известными богословами, которые затронули экотеологическую проблематику, стали Джон Кобб, Юрген Мольтман и Майкл Дауд. Экотеология была затронута в рамках экофеминизма представительницами теологии феминизма, такими как Розмари Рутер, Кэтрин Келлер, Салли Макфаг и другими, в том числе эковуменистками. Известным представителем экотеологии является также теолог освобождения Леонардо Бофф[71]. (Данными именами список экотеологов не ограничен, но для более подробного освещения темы стоит писать отдельную статью).

25 марта  2021 г.